Он отыскал в польских архивах доказательство того, что Илья Муромец не убил, а завербовал Соловья-разбойника, нашёл следы персидских сказаний в русских былинах и получил Большую Золотую медаль РГО за "Осетинские этюды", написанные по результатам пяти экспедиций. Сегодня исполняется 175 лет со дня рождения лингвиста и этнографа Всеволода Миллера.
Между востоком и западом
Всеволод Миллер с детства увлекался языками, которые ему легко давались. Обучаясь в пансионе Эннеса, он освоил немецкий и французский, заодно начав изучать английский, итальянский и санскрит. Уже тогда заинтересовался востоком, чему немало способствовали любимые книги востоковеда Павла Петрова.
Успешно сдав экзамены при 4-й московской гимназии, молодой человек стал студентом историко-филологического факультета Московского университета, где ему дали стипендию имени Св. Кирилла и Мефодия. Миллеру повезло с преподавателем — он учился у Фёдора Буслаева, известного филолога и искусствоведа, первого исследователя русского фольклора. Начинающий лингвист вроде бы сосредоточился на изучении итальянского языка и истории итальянской живописи, но и увлечение Востоком никуда не делось.
Степень кандидата, которую в те времена давали по окончании университета, Миллер получил за работу "Восточные и западные родичи одной русской сказки". Павел Петров, книгами которого начинающий учёный зачитывался в юности, лично ходатайствовал о том, чтобы Миллер ещё на два года задержался на кафедре сравнительного языкознания и санскритского языка. Там он углубился в изучение фольклора, этнографии и языков кавказских народов. Параллельно продолжал заниматься у Фёдора Буслаева и впервые попробовал себя в педагогике: стал преподавателем латыни в 4-й московской гимназии, где некогда сам сдавал экзамены.
ekaterina_ostasheva_gorod_zolotoy-561268.jpg
Летом 1871 года Всеволод Миллер вместе с лингвистом Филиппом Фортунатовым отправился в Сувалкский уезд, ныне находящийся на польской территории, собирать литовские народные песни. Он привёз их больше сотни, заодно записал и порядка 20 сказок. В 1873 году молодые филологи выпустили своё исследование, а на следующий год Миллер уехал в Германию — изучать санскрит и древнюю историю Востока.
За пару лет в Европе он успел позаниматься в университетах Тюбингена, Берлина и Праги, где заодно пополнил "коллекцию" известных ему языков чешским. Вернувшись, защитил диссертацию и стал доцентом.
Миллер погрузился в преподавание: вёл на кафедре сравнительного языкознания курс по истории Востока и санскрит, учил барышень на Высших женских курсах Герье истории русского языка и древнерусской литературе. Но и науку не забрасывал: работал над книгой "Взгляд на «Слово о полку Игореве»", анализируя древний текст, чтобы разобраться, "было ли «Слово о полку Игореве» произведением неграмотного народного певца, впоследствии записанным прозою книжником, или же оно с самого начала принадлежало перу книжного человека".
galina_nemysskaya_selo_kamunta_-602424.jpg
Осетинская эпопея
Быть кабинетным учёным Всеволоду Миллеру оказалось не по нраву. Решив разобраться, насколько связан славянский индоевропейский фольклор с индоиранским, он отправился в Осетию. И ездил туда ни много ни мало пять раз — в 1879, 1880, 1881, 1883 и 1886 годах. Проблем со сбором материала у филолога не возникало — он свободно владел обоими диалектами осетинского языка и умел произвести на местных жителей неизгладимое впечатление.
"Насколько обаятельно и сильно было впечатление, которое производил В. Ф. (Всеволод Фёдорович. — Прим. ред.) на горцев, с которыми ему приходилось сталкиваться, я могу судить по следующему случаю. Путешествуя в 1912 году по Кавказу, я… побывал в некоторых из тех мест, где был В. Ф. И вот в одном ауле, Тиб, где мне пришлось заночевать, я познакомился с местным священником, осетином, о. Александром. <…> Передав мне содержание маленькой пастушеской песни, о. Александр неожиданно спросил меня, не знаю ли я учёного, г. Миллера, который давно уже приезжал к ним из Москвы и записывал песни. Трудно описать ту радость, которая отразилась на лице священника, когда я ответил ему, что знаю В. Ф. <...> Когда старик, церковный сторож, сидевший тут же в сакле священника и пивший чай с нами за одним столом, понял, о ком идёт речь, он также что-то долго говорил мне по-осетински, чего я, к сожалению, не понял, и что, как объяснил мне священник, также было его воспоминаниями о добром и ласковом господине из Москвы, который интересовался их простыми песнями и сказками".
Александр Розенфельд "Памяти Всеволода Фёдоровича Миллера"
Удивляться такой популярности не приходится — учёный с вниманием и искренним интересом относился к местным жителям, а кроме того, уважал обычаи, даже если порой это было не вполне удобно. Например, молодые члены осетинской семьи были обязаны выказать уважение гостю, сняв с него сапоги перед сном. "Чтобы не задерживать рано ложащихся спать осетин, мы, бывало, пораньше подвергнемся обряду и затем, когда сапогосниматель удалится, снова наденем сапоги", — вспоминал Миллер в своих очерках.
mihail_gassiev_utro_starogo_vladikavkaza-612232.jpg
Общение с филологом оказывало воздействие и на его коллег-учёных. Именно он увлёк доцента юридического факультета Московского университета Максима Ковалевского кавказским правом. В итоге в двух экспедициях Ковалевский сопровождал Миллера в Осетию и был убеждён, что "лучшего товарища в путешествии нельзя было пожелать".
"Выносливость и непритязательность Миллера были удивительны. Когда не было дороги, мы входили в русла горных потоков и по ним поднимались до перевала. Лошадь перескакивала с камня на камень или временами погружала нас с собой в прохладные воды. Ночь мы проводили в лучших условиях на брёвнах, а в худших — и прямо на земле… Питались мы сухарями и консервами, к которым иногда прибавлялась пойманная нашим проводником форель… Когда попадали в аулы, мы ели шашлык и кислое молоко, а иногда и кефир".
Максим Ковалевский
По возвращении Ковалевский написал двухтомный труд "Современный обычай и древний закон", который посвятил Миллеру. Последний тоже выпустил объёмное исследование. В 1881–1882 годах вышли первые два тома "Осетинских этюдов", за них учёный получил докторскую степень. В 1887 году появилась публикация третьей части.
"Какая судьба загнала осетин в нынешние места их поселения, какое воспоминание сохранили они о своём прошлом, каков склад их жизни, каковы их религиозные воззрения, какое место занимает их язык в группе иранских языков, каковы произведения осетинской поэзии — вот вопросы, на которые мы по возможности старались дать ответ", — пояснял автор цель своего труда. За эту работу Императорское географическое общество наградило его Большой золотой медалью.
vladimir_ganyushkin_put_k_ledniku-603878.jpg
Назад к истокам
В 1884 году Миллер получил звание профессора, тогда же стал хранителем Дашковского этнографического музея в Москве. Именно он ввёл обычай распределять экспонаты по этнографическому принципу — до него использовался географический принцип, из-за чего порой возникала некоторая путаница.
В 1892 году учёный "унаследовал" кафедру русского языка и словесности Московского университета от своего старого учителя Фёдора Буслаева и вместе с академиком Николаем Тихонравовым погрузился в изучение русских былин.
Собирая в единый сборник все публиковавшиеся прежде былины и статьи, посвящённые теме, Миллер пришёл к неожиданному выводу. С его точки зрения, изначально русские сказания не были собственно народным творчеством, их сочиняли профессиональные поэты, приближённые к князьям, а уж от них былины уходили в массы и там обрастали фантастическими подробностями.
Чтобы доказать свою гипотезу, профессор сопоставил огромное количество сказаний с известными историческими событиями, которые имели место в окрестностях Днепра. При этом ему пришлось проанализировать десятки вариантов каждой из былин, успевших разойтись по всей матушке-России, чтобы выявить первоисточник. По сути, получилось, что каждое деяние князя и его ближников надлежало воспеть в отдельном сказании и разнести весть по городам и весям, так и появились былины и различные их интерпретации.
В ходе исследования Миллер выяснил ряд любопытных фактов. Так, изучая сказ об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, он обнаружил в польских архивах XVI века записку старосты Орши Кмиты-Чернобыльского. Тот предъявлял своему господину претензии, что ему слишком долго не дают жалованья, и сравнивал себя с Ильёй Муравленином (Муромцем. — Прим. ред.) и Соловьём Будимировичем, которые тоже надёжно охраняли границы Московии и притом страдали от несправедливости.
"Действительно, полным подтверждением известности Ильи в Белоруссии в XVI веке служит вестовая отписка оршанского старосты Филона Кмиты-Чернобыльского к Остафию Воловичу, кастеляну Троцкому, 1574 года, августа 5-го дня. Жалуясь на своё печальное положение в Орше, на стороже, где он терпит холод и недостаток в провизии, Кмита, очевидно, припоминает эпические рассказы об Илье, который также стоял на стороже и испытывал пренебрежение со стороны князя".
Всеволод Миллер "Очерки русской народной словесности"
Что интересно, докопавшись до первоисточника легенды, написанного поэтом, и убрав народные наслоения, Миллер пришёл к выводу, что пленённого Ильёй Соловья-разбойника вовсе не убили при дворе князя Владимира, а завербовали и дальше он благополучно служил в княжеской дружине, так что упоминание его в записке Кмиты вполне закономерно.
После публикации масштабного труда "Очерки русской народной словесности. Былины. I–XVI" Всеволода Миллера избрали членом-корреспондентом, а там и академиком Императорской Петербургской академии. До самой смерти он продолжал преподавать и заниматься научной работой.
"После В. Ф. (Всеволода Фёдоровича. — Прим. ред.) осталась целая школа в Москве. Создание школы — факт огромной важности, когда мы говорим о том, какой след оставил учёный в истории нашего культурного развития. Увлечь других можно, только увлекаясь самому; заставить других любить дело можно, только любя это дело".
Александр Розенфельд "Памяти Всеволода Фёдоровича Миллера"
Ольга Ладыгина