В наши дни немыслимо отправиться в поездку без фотоаппарата — на крайний случай в распоряжении каждого есть телефон, чтобы запечатлеть особенно любопытные места и сюжеты. Но ещё пару веков назад о подобных возможностях и не мечтали, да и сами путешествия были сопряжены с такими опасностями, что далеко не каждый рисковал отправиться в далёкие земли. О том, как они тогда выглядели, мы можем судить по зарисовкам в дневниках первооткрывателей тех лет и по полотнам художников, которые зачастую входили в состав экспедиций либо отправлялись колесить по миру сами. Одним из таких путешественников с палитрой и этюдником был Василий Верещагин.
Мирная профессия в пекле войны
Изначально ему прочили карьеру офицера: окончив Александровский кадетский корпус для малолетних, Верещагин поступил в Морской кадетский корпус, выпустился, дослужился до мичмана. После чего отправился учиться в Академию художеств, а через несколько лет — в Париж, оттачивать мастерство под руководством французского живописца Жан-Леона Жерома.
Однако навыки, полученные в кадетском корпусе, не раз пригодились художнику. За свою жизнь он объездил множество стран, регулярно оказываясь в зоне военных действий. "Я всю жизнь любил солнце и хотел писать солнце, — вспоминал Верещагин под конец жизни. — И после того, как пришлось изведать войну и сказать о ней своё слово, я обрадовался, что вновь могу посвятить себя солнцу. Но фурия войны вновь и вновь преследует меня".
pobezhdennye._panihida_foto_wikipedia.org_tretyakov_gallery.jpg
В 1867 году Верещагин отправился в Туркестан, куда его в качестве художника пригласил местный генерал-губернатор Константин Кауфман. Всего через год живописец заслужил орден Святого Георгия 4-й степени за оборону цитадели Самарканда. "Во время восьмидневной осады Самаркандской цитадели скопищами бухарцев, прапорщик Верещагин мужественным примером ободрял гарнизон, — писали об этом в "Ежегоднике Русской армии на 1869 год". — Когда 3-го июня неприятель в огромных массах приблизился к воротам и кинувшись на орудия успел уже занять все сакли, прапорщик Верещагин, несмотря на град камней и убийственный ружейный огонь, с ружьём в руках бросился и своим геройским примером увлёк храбрых защитников цитадели".
"Я ежедневно ездил в город и за город, осматривал мечети, базар, училища, особенно старыя мечети, между которыми уцелело ещё не мало чудных образцов; матерьяла для изучения и рисованья было столько, что буквально трудно было решиться за что ранее приняться: природа, постройки, типы, костюмы, обычаи, всё было ново, оригинально, интересно.
Были слухи, что бухарский эмир собирается отвоевать город и с армиею в 30–40 тысяч двигается на нас. Кауфман собирался выступить против него, а покамест посылал отряды по сторонам, чтобы успокоить и обезопасить население окрестностей новозавоёваннаго города, — города, прославленнаго древними и новыми поэтами востока, "пышнаго, несравненнаго, божестеннаго" Самарканда, каковыя метафоры, разумеется, надобно понимать относительно, потому что Самарканд, подобно всем азиатским городам, порядочно грязен и вонюч".
Василий Верещагин, "На войне в Азии и Европе"
В начале 1869 года в Санкт-Петербурге состоялась "туркестанская выставка" Верещагина, организовать которую ему помог Кауфман.
wassilij_wassiljewitsch_wereschtschagin_foto_wikipedia.org_tretyakov_gallery.jpg
Между Азией и Европой
На месте Верещагину не сиделось, что ни год, он ехал в новые места, где писал картины и дневники. Из каждого путешествия он привозил не только живописные зарисовки, но и литературные, живо и с юмором фиксируя особенности местного быта, сценки из жизни, вооружённые столкновения. В последних художник вновь и вновь проявлял свойственную ему отвагу, воодушевляя поколебавшихся солдат и заставляя повернуть вспять противника — нередко заметно превосходящего русских по силе.
"Не бывавшие в военных делах, понятия не имеют о том, как легко паника охватывает отступающих с поля битвы, в кавалерии ещё сильнее, чем в пехоте, потому что, от выстрелов и криков с тыла, лошади закусывают удила и несутся бешено, неудержимо! Просто глазам не верилось! казаки стлались, спасаясь во весь опор от летевших за ними и лупивших их в догонку степняков. Некоторые из наших, сбитые с лошадей пиками, утекали по пешему способу, в припрыжку, как зайцы; некоторые были уже проткнуты и порублены. Я поскакал на перерез: "стой, стой! такие сякие!" и влетевши в середину взвода, очутился в самой середине погрома: один раненый, проткнутый в пазуху, ревел благим матом, продолжая утекать; другой, на бегу же вцепившись в направленную на него пику, просто тащил за собою всадника... Таранчи и киргизы с визгом наотмах били бежавших!
Первое, что я немедленно же получил в награду за вмешательство, был удар пикою по голове, благодаря гладкой бобровой шапочке моей счастливо скользнувший; если бы не это случайное обстоятельство, удар, конечно, не только бы оглушил меня, но и вышиб из седла <...> Теперь ещё менее, чем утром, довелось осматривать постройки города, не до того было, так как спасаясь от всей этой убийственной сумятицы, мы с Эманом протискались поскорее вперёд; там под закрытием полуразрушенных построек толпы неприятеля ожидали выхода отряда. Не долго думая, мы схватились за наше оружие, товарищ за шашку, я за револьвер, и с криком ура! подхваченным бывшими с нами 6-ю козаками, бросились в атаку! Как же перетрухнуло всё воинство, нам угрожавшее, как оно разсыпалось в разныя стороны!"
Василий Верещагин, "Китайская граница", 1869 год
Работать над полотнами "Туркестанской серии" живописец уехал в Мюнхен, где этюды, сделанные на Востоке, превратились в картины, имевшие огромный успех и в Европе, и в России. В 1873 году состоялась персональная выставка Верещагина в лондонском Хрустальном дворце, весной 1874 года — в Петербурге.
u_krepostnoy_steny_foto_wikipedia.org_tretyakov_gallery.jpg
Восток не отпускал художника, и он вновь отправился в путь, на этот раз в Индию и Тибет, где провёл два года, с любопытством изучая местные обычаи.
"К Тибету я подъезжал с двух сторон: со стороны Сиккима, от столицы которого, Томлонги, до хребта, граничащего с Тибетом, было рукой подать, и со стороны Ладака, от солёных озёр которого лежит прямо путь в сердце Тибета. <…> Жители грубы и грязны до такой степени, что только благодаря холодам не изъедены насекомыми и кожными болезнями в той мере, как заслуживают за свою неопрятность. Женщины, например, заплетают свои волосы в очень мелкие косы, а так как это работа долгая и трудная, то дамы не причёсываются целыми месяцами. Это не мешает женскому полу украшать свои головы камешками, особенно бирюзою и янтарём; последний считается наиболее приносящим счастье и здоровье, так что ожерельем из него не брезгуют даже члены королевских семей".
Василий Верещагин, "Из записной книжки"
Писать полотна по результатам поездки художник вновь поехал в Европу, на этот раз в Париж. Но надолго там не задержался — началась Русско-турецкая война. Услышав об этом весной 1877 года, Верещагин без колебаний решил сменить работу в спокойной мастерской на пост адъютанта главнокомандующего Дунайской армией с правом свободного передвижения по войскам.
vasili_vereshchagin_foto_wikipedia.org_.jpg
Участвуя в турецкой кампании, бывший мичман попросил взять его наблюдателем на борт миноносца "Шутка", что чуть не стоило ему ноги. Корабль устанавливал мины на Дунае и оказался под ударом турецкого парохода. Верещагина ранило — пуля попала в бедро, рана воспалилась, дело едва не дошло до гангрены. К счастью, после вскрытия раны художник выздоровел.
"Турки опомнились, — и с парохода, и с берега принялись стрелять пуще прежняго. Скрыдлов приказал обрубить носовой шест, и мы пошли, наконец, прочь; тогда пароход повернулся бортом, да так начал валять, что "Шутка", избитая и пробитая, стала наполняться водою; на беду её, пары упали и мы двигались только благодаря течению, — это уж немного прозевал механик.
В ожидании того, что вот-вот мы сейчас пойдём ко дну, я стоял, поставивши одну ногу на борт; слышу сильный треск под-мною и удар по бедру, да какой удар! — точно обухом. Я перевернулся и упал, однако, тотчас же встал на ноги".
Василий Верещагин, "Дунай"
На другом краю Земли
После Балкан живописец вновь поехал в Индию, где провёл 1882 и 1883 годы. Оттуда он отправился в Сирию и Палестину, неизменно изумляясь тому, насколько люди склонны к уничтожению себе подобных. "В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражён тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами, — отмечал он в своих записках. — Убийство гуртом всё ещё называется войною, а убийство отдельных личностей называется смертной казнью".
vereshchagin_napoleon_near_borodino_foto_wikipedia.org_state_historical_museum.jpg
Возможно, именно эти размышления наряду с путешествием по библейским местам подтолкнули Верещагина к созданию ряда картин на тему Евангелия. Тогда же появилась и его "Трилогия казней".
В 1888 году художник добрался до Америки — в галерее American Art Association открывалась его выставка. К этому моменту он успел создать ещё две масштабные серии помимо Туркестанской: Балканскую и Индийскую. Из Нью-Йорка Верещагин отправился в длительное турне по США, его картины пользовались огромным успехом. Изначально он планировал провести в стране всего полгода, и за право выставить картины живописца разгорелась жестокая конкуренция между Чикаго, Сент-Луисом и Цинциннати. Победа осталась за Чикагским институтом искусств, но другие города не сдавались, и выставка поехала по Америке — полотна Верещагина показывали в Сент-Луисе, Филадельфии, Бостоне, Буффало. Завершилось всё аукционом в 1891 году. Он оказался успешным, в 1902 году Верещагин повторил опыт — всего в США осталось больше сотни картин художника.
vasili_vereshchagin_1902_foto_wikipedia.org_frensis_bendzhamin_dzhonston.jpg
Северные церкви и восточные пагоды
Вернувшись из Америки, Василий Верещагин взял в аренду землю между деревнями Нижние Котлы и Новинки — в наши дни примерно в этом месте находится Нагатинская улица Москвы. Он сам разработал эскизы дома в русском стиле и поручил архитектору Николаю Никитину разработать проект на их основе. Рядом появились хозяйственные постройки и художественная мастерская. К сожалению, сейчас от них ничего не осталось — после смерти Верещагина всё это пошло на слом.
staraya_moskva_foto_wikipedia.org_russian_museum.jpg
Хозяйственная деятельность живописца не сделала его домоседом. В 1894 году он отправился в очередное путешествие — на этот раз по Русскому Северу: "Мне давно хотелось поближе ознакомиться с деревянными церквами на севере, из года в год безцеремонно разрушаемыми; чтобы осмотреть те, к которым не нужно трястись по просёлкам, на телеге, я решил построить себе барку и на ней спуститься до Архангельска, останавливаясь по Северной Двине не только там, где пристают пароходы, но и где Бог на душу положит — где постройки или местность окажутся почему-либо интересными". По пути Верещагин написал свыше полусотни рисунков и этюдов, кроме того, он собрал коллекцию предметов старины, которые позже использовал при оформлении выставок, посвящённых Северу. В книге, описывающей путешествие по Северной Двине, художник сетует на легкомысленное отношение к памятникам деревянного зодчества.
"Сторож разсказывал, что церковь третий раз меняет своё место, потому что река подрывает берег. Он разсказывал кроме того, что несколько лет тому назад была разломана, стоявшая близ церквей, колокольня, тоже деревянная и очень высокая; она покривилась и при сильном ветре покачивалась. Так как крестьяне старых построек не ценят, а священники немножко стыдятся, то её не долго думая и сломали. <...>
Из разсказаннаго мне далее было видно до какой степени варварски обращаются в захолустных местах со старыми церквами, единственными памятниками старины: выше по реке Уфтюге сломана очень старая церковь, ещё настолько крепкая, что лес употребили сначала на церковный амбар, а потом из него сделали часовню; Церковь Богородицы по той стороне Двины, вероятно одна из самых старых построек окрестности, сломана по приказанию Преосвященнаго Иоанникия, бывшаго викария Устюжскаго. Священник этой церкви достал было денег на поправку ея, но его преосвященство распорядился коротка и ясно "снесите мне это" и старую церковь, никому не мешавшую, раскололи на дрова".
Василий Верещагин, "На Северной Двине. По деревянным церквам"
provincial_russian_church_by_vasily_vasilievich_vereshchagin_foto_wikipedia.org_sothebys_london_25_november_2008_lot_437.jpg
К началу ХХ века живописца вновь потянуло в дальние страны — теперь его маршрут пролегал через Филиппины, США, Кубу и Японию. В последней он провёл необычно мало для себя времени — всего три месяца. На пороге была Русско-японская война, но картины Верещагина посвящены вполне мирной жизни в Стране восходящего солнца. На его полотнах — лодочки в тихих заводях, изящные японки под зонтиками, сверкающие золотом изысканные храмы.
"Есть японская пословица: кто не видел Никко, тот не может сказать, что он знает прекрасное. Пословица эта до некоторой степени справедлива, потому что в Никко действительно много прекрасного, только прекрасное это трудно передаваемо словами, ибо оно состоит не только из красоты линий и гармонии красок на самих храмах, но из возвышающей эти прелести всей обстановки: высочайших криптомерий, гор, бурных, шумящих потоков, громадных, покрытых зелёным мхом камней и т.п. Нужно видеть всё это вместе, т.е. не только любоваться отделкой частей храмов, но и прислушиваться к шуму деревьев, грохоту водопадов, видеть массы любознательного народа".
Василий Верещагин, "Из записной книжки"
Страна, предстающая в произведениях художника почти медитативно спокойной, послужила причиной его смерти. В апреле 1904 года адмирал Степан Макаров, старый приятель Верещагина по кадетскому корпусу, предложил ему присоединиться к экипажу броненосца "Петропавловск" вместо заболевшего художника Метелицы. Корабль напоролся на мину на внешнем рейде Порт-Артура и ушёл на дно буквально за пару минут. Две большие картины на японскую тему так и остались недописанными.
Ольга Ладыгина