Как сохраняют географическую память поколений

Научный архив Русского географического общества — сердце организации. Здесь хранятся архивы отцов-основателей, экспонаты из многочисленных экспедиций, уникальные документы и личные письма известных путешественников. Как признаётся многолетняя заведующая Научным архивом Мария Матвеева, в нём до сих пор можно совершить открытия — и исторического, и географического характера. Но как удалось сохранить это богатство? Читайте в нашем репортаже.

О фондах

За изящными, но тяжёлыми дверями в штаб-квартире Русского географического общества в Санкт-Петербурге находится более 60 тыс. единиц хранения более чем из 140 личных фондов. Что ни имя — то страница истории: Николай Пржевальский, Николай Миклухо-Маклай, Пётр Семёнов-Тян-Шанский, Пётр Козлов, Николай Вавилов, Алексей Трёшников… Здесь собраны свидетельства 175 лет изучения России и её пределов, чтобы однажды дать импульс последующим путешествиям и открытиям.

Читальный зал. Меня встречает заведующая Научным архивом РГО Мария Фёдоровна Матвеева. Три соединённых между собой стола, по обе стороны от которых шкафы с документами. На столах зелёные лампы, как в кабинете Ленина. Сейчас в читальном зале архива — никого, антикоронавирусные меры. Николай Миклухо-Маклай со стены смотрит на пустую комнату и, кажется, немного грустит. В обычное время для ознакомления с документами надо записываться примерно за неделю. Мария Фёдоровна распределяет посетителей так, чтобы поместить всех желающих.

— Приезжают из Европы, много из республик бывшего Советского Союза, из Ирана и Польши, — перечисляет Мария Фёдоровна. — К сожалению, сейчас мало студентов. Пик их интереса пришёлся на советское время и начало 90-х годов. Сейчас с нашими документами в основном работают научные сотрудники из институтов и музеев: Кунсткамера, РЭМ, Институт этнологии и антропологии имени Миклухо-Маклая.

Через комнату — фондохранилище. Металлические шкафы стоят как неприступные скалы.

— Австрийские стеллажи. Картон у нас бескислотный. Во время капитального ремонта здесь всё переоборудовали, приобретены сейфы для особо ценных единиц хранения. Ранее были ужасные условия, — рассказывает Мария Матвеева. — 5 января 1944 года вот в этот угол упал снаряд, который пробил крышу и перекрытия. Один из осколков прошёл через украинскую коллекцию по этнографии, второй — разрушил бюст немецкого географа Карла Риттера. Помещение завалило кусками бетона и арматуры. В потолке оставались колоссальные трещины даже после ремонта. С этого момента и до 2009 года были ежегодные протечки. На шкафах и на полу постоянно находились клеёнки, тазики — так мы спасали фонды из коллекции по этнографии.

Коллекция по этнографии самая многочисленная. Первой потребностью только созданного Общества было узнать свой народ. И вот этнограф Николай Надеждин разработал специальную анкету, которую уже в 1848 году распространили по губерниям. Программу напечатали в 7000 экземплярах "с целью собрать сведения о простом русском человеке, о народном быте коренного русского населения во всех его оттенках".

Спрашивали о внешности, языке, домашнем быте, особенностях общественного быта, умственных и нравственных способностях, образовании и, наконец, о народных преданиях и памятниках. 

— К концу века поступило порядка 15 тысяч ответов. Кто отвечал? Сельские учителя, врачи, много духовенства. Так сформировалась эта коллекция, которая была систематизирована по губерниям, — рассказывает Мария Фёдоровна.

Затем поступления сортировали по наукам: астрономия, метеорология, геология… В общей сложности собрали 115 коллекций, а это более 13 тысяч единиц хранения.

— Эти коллекции самые востребованные, их изучают из всех регионов: с Алтая, из Якутии, из Костромы... Например, у нас в архиве хранится уникальная, неопубликованная и ранее забытая рукопись калмыцкого языка. Её обнаружили совсем недавно. Исследователи Калмыкии изучают её на средства гранта РГО, — делится Мария Матвеева. — Этнографическая коллекция очень востребована, поэтому у нас сейчас работает проект с Президентской библиотекой, мы проводим её оцифровку. Она очень важна для местных краеведов. Не все имеют возможность приехать и поработать с фондами вживую.

Мария Фёдоровна достаёт журнал из Тульской губернии, заполненный удивительно ровным и красивым почерком управщика Соколова с подробными ответами на вопросы. Понимал ли он тогда, что собранный им материал — на века?

— Перепись населения — несомненный качественный скачок в самосознании русских как единой нации. Но я не перестаю удивляться, — делится своими соображениями заведующая Научным архивом, — насколько император Николай I опережал своё время. Учредить такое Общество при дворе, чтобы изучать народы империи. Ведь это именно благодаря ему мы сохранили столько словарей на национальных языках: якутский, литовский, калмыцкий. В наше время такой интерес к этому, даже словарь айнов есть!

Как пополнялись фонды? Кроме целенаправленного сбора информации, организованного Надеждиным, в архиве РГО оседала вся переписка Общества и научные материалы из экспедиций.

Кстати, самостоятельной единицей внутри Общества Научный архив стал только после Первого географического съезда СССР, который состоялся в 1933 году. До этого и книги, и рукописи входили в библиотеку РГО. С тех пор фонды только растут. Им давно тесно в этом помещении, поэтому работники архива стараются использовать каждый квадратный метр.

— Вот этот шкаф появился в нашем хранилище очень интересно, — Мария Фёдоровна показывает большой стеллаж в конце кабинета. — Во время ремонта стену сделали не сплошь. Появилась возможность для манёвра. А с нашим-то дефицитом площадей! Заказали мастерам.

Что можно обнаружить в Научном архиве

В соседней комнате — шкафы из красного дерева, где хранятся архивы великих путешественников: Пржевальского, Козлова, Миклухо-Маклая, Семёнова-Тян-Шанского. Основные фонды попали в РГО от потомков перед Великой Отечественной войной. Описи к некоторым из них составляли во время блокады, в самые суровые дни, когда выжить помогали только работа и надежда на скорую Победу.

Мария Фёдоровна залезает на стремянку, отпирает дверь шкафа, из-под потолка достаёт коробки и аккуратно перевязанные папки — документы Пржевальского. Каллиграфический почерк, рисунки и пометки.

— После среднеазиатских экспедиций РГО все дневники изданы. Это было что-то вроде правил хорошего тона в то время, — говорит Мария Фёдоровна. — Зачем нужны, например, дневники Пржевальского, если они изданы ещё самим им при жизни? Мы храним их как реликвию. Сейчас уже и почерк никто не станет разбирать, но это уникальнейшие документы.

Но общеизвестные документы — одно, а документы и переписка — другое. И у каждого путешественника таких писем — сотни.

— Личную переписку мы не выкладываем, на то она и личная. Необходима экспертиза, которая установит, что этично выкладывать в общий доступ, а что неэтично. И всё-таки я бы делала исключения. Письма родственников и друзей надо изучать и готовить к публикации с некоторыми  комментариями и допущениями, — рассуждает Мария Матвеева. — Я очень люблю Пржевальского, поэтому с удовольствием бы издала его переписку с матерью. В ней он предстаёт не жёстким руководителем, а очень любящим, очень нежным сыном. Переписка с его спутниками говорит о том, что Пржевальский был целеустремлённым, любил дисциплину. А здесь иначе раскрывается его личность.

В Научном архиве РГО хранятся абсолютно неизученные фонды нескольких полярников начала ХХ века. Есть труды учёных-натуралистов, пребывавших в политической ссылке в дальних краях Российской империи. ИРГО поддерживало их, как могло, заказывая им исследования или принимая их готовые работы и наблюдения. Среди них Дыбовский, Годлевский, Черский, Пилсудский.

На очереди коробка с папками по геологии Сибири: рукописи, чертежи, заметки, фотографии. По словам Марии Метвеевой, это описание отечественного Клондайка и сейчас имеет не только историческую ценность.

— К сожалению, — говорит заведующая Научным архивом РГО, — физгеографы нашими архивами почти не интересуются, а зря. Здесь хранится информация об огромном количестве рудников и месторождений, и далеко не все из них разработаны. Есть отличные рукописи по приискам, особенно сибирским. В разделе "Россия" у нас есть уникальная коллекция, как чертежи горного завода XVIII века. Уникальная коллекция акварелей. Представьте себе, насколько редкий и информативный это материал.

Мария Фёдоровна показывает мне документы, которые до меня видели лет тридцать-пятьдесят назад, и убирает на место, чтобы кто-то их увидел ещё лет через тридцать.

Как пополняются фонды

Многие учёные, состоявшие в РГО, — академики РАН, поэтому и наследие их хранится в её архивах: Литке, Ломанский, Зеленин, Комаров, Берг. Ещё при жизни океанолог Юлий Шокальский завещал свою впечатляющую библиотеку и документы по научной и научно-организационной деятельности Географическому обществу. В годы блокады РГО возглавляла его дочь, Зинаида Шокальская. Она сохранила и описала всё научное наследство отца. В 1947 году Зинаида Юльевна передала в архивы РГО всю личную библиотеку знаменитого отца, а это 13 тысяч книг и журналов и 4 тысячи карт и личный архив.

В соседнем хранилище заведующая Научным архивом РГО открывает шкаф с необычными экспонатами. Перед нами предстаёт что-то вроде мочалки из лыка, перевязанное голубыми, красными и жёлтыми лентами.

— Это юбка папуаса с Берега Маклая. В 90-е годы её привез из Новой Гвинеи путешественник Павел Скобёлкин. Подарил современные фотографии и такую юбку, — рассказывает Мария Фёдоровна. — Какое-то растение, похожее на тростник.

Представляю, как эта штука должна была колоть тело.

— А сам Маклай в такой же юбке ходил?

— Я не видела, чтобы он в таком ходил, — смеётся Мария Матвеева. — Но папуасы ходили.

Научный Архив РГО и фонды в целом — живой и растущий организм. Он всё время пополняется. Насколько ценна та или иная коллекция, определяет Фондовый совет Общества.

— Но в некоторых случаях, — уточняет Мария Фёдоровна, — историческая ценность архивов понятна, если это документы научной величины мирового уровня. Например, когда скончался востоковед Виктор Велькус, я принимала решение взять его документы к нам в фонд. Сложилась критическая ситуация: мне позвонили его знакомые, и я на месте смотрела, что мы забираем. Сразу систематизировала. У него была уникальная библиографическая картотека, труды востоковедов. Похожая ситуация  была с материалами вице-президента ГО СССР академика Туркестанской Академии наук, исследователя пустынь Михаила Фёдоровича Петрова. После его смерти сын позвал, чтобы я отобрала наиболее ценное.

Мы с Марией Матвеевой сидим за изящным столом, заваленным папками, на стульях XIX века. Она с азартом рассказывает про работу, которой отдала полвека своей жизни, и невозможно поверить, что сейчас ей 70 лет. Но зато понимаешь, почему архив не только выстоял, но и пополняется до сих пор первоклассными коллекциями: она знает всех значимых географов, всех геологов, всех гидрографов, многие на её глазах из любознательных студентов выросли в уважаемых академиков. Хотя свой вклад в сохранение достижений отечественной науки может внести любой человек, увлечённый географией: заведующая Научным архивом легко вступает в переписку, выслушивает, принимает коллекции.

— Был такой случай: звонит молодой человек, полярный лётчик, говорит, что прилетел на один день. У него умерла бабушка, а бабушка в советские годы собрала большую коллекцию плёнок по городам России, — вспоминает Мария Матвеева. — Естественно, мы приняли. Пока подробно не изучали, но уверена, что эти материалы мы будем использовать. Подкупает, что человек не выбросил, а так уважительно отнёсся к памяти поколений.

И кстати, все, у кого есть ценное с точки зрения истории отечественной науки, может связываться с Марией Фёдоровной.

Обогатили все музеи

Малый зал Научного архива РГО так же меблирован ещё в XIX веке. Столы с резными ножками, венские стулья, добротные шкафы. В интерьерах кабинетов можно увидеть изящные вазы, картины, письменные приборы, скульптуры, научные приборы. Но это, в общем-то, всё. Менее 5% от того, что путешественники и учёные привезли из экспедиций.

— Особенно мне жалко коллекции, которые расчленены по разным музеям страны, — вздыхает Мария Фёдоровна. — Очень многое передали в Кунсткамеру и в Эрмитаж. Этнографический музей и вовсе создан по инициативе Русского географического общества и его председателя Константина Николаевича. Вместе с ответами на анкеты присылали и предметы быта, утварь, одежду. Все коллекции — геологические, ботанические, зоологические — попали в соответствующие музеи. Например, у Пржевальского — все птицы, лошадь Пржевальского и прочее.

Председатель ИРГО великий князь Константин Николаевич большую партию артефактов передал в Музей этнографии незадолго до смерти, в 1892 году. Вторая крупная передача случилась незадолго до переезда Общества на переулок Демидова (ныне пер. Гривцова). До этого они лежали по шкафам и ящикам в старом здании у Чернышёва моста.

Но большая часть находок хранится по запасникам. Экспонаты передавали в Этнографический отдел Русского музея, при Восточно-Сибирском отделении ИРГО находился большой музей, который национализировали после революции.  

Как сохранить?

Это звучит странно, но Научный архив РГО пережил три потопа. Первый — во время Великой Отечественной войны, после того как в крышу угодил снаряд. Второй — через 50 лет.

— В 1994 году весь наш архив находился под водой. Водопроводчик спустил воду, лило всю ночь. После этой трагедии мы сушили весь год. В 1995 году Обществу исполнялось 150 лет, надо было всё просушить и привести в порядок, — рассказывает Мария Фёдоровна.

Третий потоп — ещё через 12 лет: в канун Нового года коммунальщики сбрасывали с крыши снег и повредили краны отопительной системы. А погода, как бывает в Петербурге, стремительно с зимней поменялась на весеннюю, пошёл дождь.

— Это был какой-то кошмар! Весь малый архив залило водой! 30 декабря 2009 года мы приехали около 23.00, всю ночь и следующий день спасали фонды. Я домой пришла за полчаса до Нового года, а утром опять в архив. Хорошо, помогали студенты из Института Земли, они потом многие у нас работали. Без них я бы не справилась.

Катаклизм не прошёл бесследно. Президент РГО Сергей Шойгу поручил провести комплексное обследование архивов. В Штаб-квартиру вызвали специальную группу экспертов из архива РАН, среди которых находились микробиологи и реставраторы.

— Они составили акт обследования и техническое задание на тот момент только одного хранения на 40 миллионов. Сейчас эта сумма возросла до 80. Даже если по миллиону в год — на сколько лет работы, — сетует Мария Фёдоровна.

Правда, в Научном архиве РГО есть собственная лаборатория. На её создание Матвеева выиграла Президентский грант, а затем оборудовала всем необходимым.

— У нас есть две комнаты: одна собственно реставрация, а во второй — дезинфекция, — с гордостью показывает Мария Фёдоровна свою лабораторию. — Здесь есть специальный шкаф для рукописей с биоповреждениями. При расстановке после ремонта мы сразу их изолировали, чтобы не провоцировать дальнейшее разрушение. Оттуда их берём, отправляем на срочную реставрацию. Работы выполняет архив РАН, я с ними сотрудничаю уже много лет. Наши реставраторы стараются как бы предупредить повреждения: обеспылить, очистить от грязи, чтобы не возникал грибок.

Но даже те фонды, которые не подвержены грибку и пыли, надо спасать — от времени. Многие тексты спустя годы затухают, и их всё сложнее читать. Как ни странно, документы XVIII и XIX века хранятся прекрасно. А вот начало XX — это или плохие чернила, или некачественная краска в печатных машинках.

— Рукопись, которая хранится в единственном числе, должна иметь страховую копию. По международному закону страховой копией является только микрофильм, — поясняет Мария Матвеева.

В советское время уникальные документы переснимали и хранили в виде негативов, то есть делали страховые копии. С 90-х в Научном архиве РГО, к сожалению, специалисты такой работы не ведут, хотя любая историческая реликвия должна быть неуязвимой. Почётным гостям и на выставках показывают подлинники, но мало ли что с документом случится?

Казалось бы, современные технологии пришли на выручку бесценным бумагам. Но сплошь сканируют только этнографическую коллекцию.

— К каждому документу — индивидуальный подход! Я категорически против тотальной оцифровки. Её необходимо делать под проект, под какую-то деятельность, а все важные архивы необходимо переснимать! Так, например, делают в Японии. Жёсткий диск сегодня есть — завтра нет, — рассуждает Мария Фёдоровна.

Оцифрованы, например, дневники Козлова и Седова, поскольку они издавались. На очереди материалы из личного архива Юлия Шокальского — документы о бурном развитии Общества и его международных контактах.

Как украли Айвазовского

Заслуженный перерыв. Садимся на кухне для сотрудников РГО, стягиваем с лиц медицинские маски, и пока Федя, работник Научного архива, режет торт, спрашиваю, как удалось сохранить коллекции? Все, кто знает Марию Фёдоровну, говорят, что сохранность фондов Общества - исключительно её заслуга. Пройдя через смутные 90-е и тучные 2000-е архив практически не понёс потерь.

— Антикварный мир очень узок. Если человек что-то крадёт или хочет купить, значит, на этот предмет есть заказ. Меня несколько раз останавливали, намекали или даже прямым текстом говорили, что хотят приобрести экспонаты из Фондов РГО. Я обычно отвечала им очень жёстко, и повторных поползновений не было, — рассказывает Мария Фёдоровна.

А однажды к Марии Матвеевой забрёл человек с пистолетом и автоматом. Вот что она вспоминает: "Лет 20 назад это было. Молодой человек с улицы зашёл, спросил, есть ли кто из руководства. В здании к этому часу оставалась одна я. Бабушка-одуванчик, которая работала на охране, указала на Научный архив. Он поднялся, зашёл. Дверь тогда стояла совсем другая. Зашёл, сел напротив меня в читальном зале архива и стал рассказывать про свою жизнь и службу в армии. Ни возразить, ни уйти я не могла, он наставил на меня пистолет. Ушёл, когда в архив пришёл посетитель, выговорился. Хотел, чтобы я связалась с президентом. Через несколько часов моих с ним разговоров он ушёл. Потом его задержали, у мужчины было психическое расстройство. Но чем могло всё закончиться — Бог его знает".

Человек мог вынести из архивов всё, что угодно, но, вероятно, не подозревал о ценности всего того, что его окружало. "Но Айвазовского-то не уберегли!" — сетует Мария Фёдоровна. В июне 2001 года из Малого зала Штаб-квартиры вынесли картину "Солнечное затмение в Феодосии". Помещение в то время сдавалось в аренду под выставки. Некая фирма заключила договор на экспозицию туристического снаряжения, завезли какие-то коробки, имитировали бурную деятельность. А когда завхоз РГО пошла посмотреть, как идёт процесс, вместо картины известного мариниста увидела пустую раму. 

— В 1852 году Иван Айвазовский подарил эту картину великому князю Константину Николаевичу. Она всё время висела в интерьерах здания. Сначала у Чернышёва моста, потом уже здесь, над лестницей. Исполнителя нашли, его судили, он отсидел 10 лет, но заказчика так и не сдал. Вероятно, какое-то частное лицо тайком собирает полотна Айвазовского. В тот год вообще прокатилась волна краж, — вспоминает Мария Матвеева.

Сейчас многое поменялось: на входе сидит охранник, архив обнесён по периметру видеокамерами и опутан сигнализацией, в здании не бывает никаких сторонних мероприятий и левых организаций. А главное — заведующая Научным архивом РГО всё ещё Мария Фёдоровна: для кого-то лютый цербер, для кого-то вторая мама, для кого-то ангел-хранитель.

Наталья Мозилова